Корюшка пошла (IV)

С крутого берега вездеход медленно сполз вниз и звонко застучал гусеницами по льду, с которого ветрами был совершенно сдут снег. Через полчаса мы остановились на самой середине лимана, откуда, как на ладони, был виден город. В морозной дымке белели дома, на высоком берегу возвышался памятник первым ревкомовцам Чукотки, погибшим от рук белогвардейцев в годы гражданской войны… Разделились на группы по два-три человека, получили последние наставления от председателя нашего коллектива Николая Ивановича: далеко не отходить, в случае, если запуржит, — немедленно возвращаться к вездеходу. Шутить с Севером нельзя! Мы с Николаем Ивановичем остались на ближайшей от вездехода полянке, между двумя торосами, которые прикрывали нас от ветра. Механик-водитель Миша заглушил двигатель и укрыл его теплым капотом, но далеко уходить не стал: через каждые двадцать-тридцать минут нужно было прогревать двигатель, чтобы он не застыл.

Мы взялись за ледобуры. Сначала лед поддавался с трудом, но минут через десять работа заспорилась, а потом бур пошел совсем свободно и вдруг сразу провалился. Из круглого отверстия диаметром около десяти сантиметров хлынула вода: видимо, была пора прилива. На сверление лунки в почти что двухметровом льду ушло никак не менее четверти часа. Теперь надо очистить ее от крошек льда, и можно начинать… Первым делом Николай Иванович промерил глубину. Она оказалась весьма солидной — двенадцать «махов», что в переводе на обычную метрическую систему означает что-то около десяти метров. Начали пробовать со дна. Полчаса мы то коротко поддергивали блесны над самым дном, то плавно поднимали их немного повыше и, выдержав несколько секунд, «роняли» вниз или, наоборот, резко, толчком подбрасывали еще выше. Все наши ухищрения были безрезультатны: корюшки не было.

Мороз начал постепенно пробираться под одежду, затягивать лунки коркой льда. Пришлось вытащить снасть из лунок, чтобы пройти их еще раз буром,— так всегда делают здесь, чтобы очистить лунки от наростов льда, за которые может зацепиться блесна или рыба. Пока мы, бросив лески прямо на снег, чистили лунки, случилось то, что обычно бывает при сильных морозах: мокрая леска сразу же покрылась льдом. Очищать ее было бессмысленно: леска, потерявшая эластичность, ломается вместе с коркой покрывающего ее льда. Пришлось нам с Николаем Ивановичем лезть в кузов вездехода и налаживать снасти в тепле. Привязали новые блесны: я — двухцветную, красно-белую, Николай Иванович — заветную мельхиоровую.

Вновь забросили снасти в старые, но прочищенные теперь лунки. По правде сказать, надо было просверлить новые, где-нибудь в другом месте, но очень уж не хотелось, надеялись — авось, клев начнется… Миша поступил по-другому. Он оставил свою снасть в лунке, чтобы ее не постигла та же учесть, что нашу, перегнал вездеход метров на пятьдесят в сторону, просверлил там сразу три лунки, быстро «вымахал» леску из старой лунки и, бегом вернувшись к вездеходу, скрылся за его бортом… Прошло еще полчаса. И на новые блесны не было ни одной поклевки. Положив удильники возле лунок, мы побегали, чтобы согреться. Николай Иванович в бинокль стал внимательно всматриваться в группы рыболовов, чернеющие в разных местах лимана. Видимо, и у них дела шли не лучше, чем у нас: никто не махал, значит, рыбы не было.

«Рыболов», 1985-1

Смотрите также: